Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]
Она потянула вверх майку, и в тот же момент он, точно кинжал, вонзил себе в область сердца багрово-пепельный кончик сигареты, раздавив окурок о медную пластинку размером с долларовую монету на своем левом ребре и ойкнув, когда одна искра слетела на живот.
«Вот и повод проявить выдержку», — сказала она себе. В его шкатулке она видела три военные медали, но и самой ей не раз приходилось рисковать, ухаживая за инфекционными больными, — бывали у нее туберкулезники, а однажды попалось кое-что пострашнее, хотя она тогда этого не знала и до сих пор не простила врача, утаившего от нее диагноз.
— Должно быть, вам нелегко приходится с этой штукой, — сказала она с нарочитой бодростью, обтирая его тело губкой. — Она когда-нибудь затянется?
— Никогда. Это же медяшка.
— И все равно это не оправдывает ваше издевательство над собой.
Его большие карие глаза посмотрели на нее в упор — пронзительно, отчужденно, потерянно. И в этом недолгом, почти мимолетном взгляде ей вдруг открылось желание смерти; и стало ясно, что все ее знания и навыки в данном случае бесполезны, — помочь ему она не в состоянии. Он поднялся, опираясь на раковину, и устремил взгляд на что-то перед собой.
— Нет уж, пока я здесь, никакой выпивки вы не получите, — сказала она.
В следующий миг она поняла, что взгляд этот не имеет касательства к выпивке, хотя и нацелен в тот угол, где она ранее разбила бутылку джина. Она смотрела на его красивое лицо, выражавшее растерянность и вызов одновременно, и боялась даже искоса проследить направление его взгляда, ибо знала, что там, в углу, он видит смерть. Вообще-то, смерть была ей не в новинку — доводилось слышать ее приближение, чуять ее характерный запах, — но никогда прежде она не видела смерть до того, как та завладеет своей жертвой, а этот человек сейчас видел ее в углу комнаты; и смерть оттуда глядела на него, пока он откашливался, а затем, сплюнув себе на ладонь, вытер ее о штанину. Секунду-другую плевок, пузырясь, блестел на ткани как свидетельство его последнего жеста…
На другой день она попыталась описать свои ощущения миссис Хиксон:
— С этим просто нельзя совладать, как сильно ты ни старайся. Пусть бы он выкручивал мне руки вплоть до разрыва связок, оно б и вполовину не было так больно. Тяжелее всего понимать, что ты бессилен хоть как-то помочь, — все напрасно.
Честь Чувырлы[46]
I
В Кеннесоуском колледже Бомар Уинлок снискал известность благодаря своим падениям с лестниц. Речь не о каких-то нелепых случайностях — поскользнулся, подвернул ногу и т. п., — а о красивых, мастерских падениях, путем усердных тренировок и упражнений, доведенных им до акробатического совершенства. Чаще всего это делалось так.
Перехватив на входе в корпус каких-нибудь посетителей, Уинлок любезно предлагал сопроводить их до администрации на втором этаже. Он поднимался с гостями по лестнице, указывал им нужную дверь далее по коридору и, отвесив прощальный поклон, разворачивался как бы с намерением спуститься обратно, но вдруг терял равновесие и — уу-ух! шмяк! бац! — кубарем летел вниз, поочередно мелькая пятками, задницей и макушкой, так что жутко было смотреть. На площадке между пролетами искалеченное тело бедного юноши как бы задерживалось в неустойчивом равновесии, но затем реалистично продолжало спуск тем же манером — шмяк! бац! хрясь! — до самого низа лестницы, сопровождаемое испуганными возгласами (а то и визгом) глядящих сверху гостей.
Когда Уинлок наконец застывал, распростертый на полу вестибюля, к нему подбегали приятели-сообщники, обмениваясь нарочито громкими репликами:
— Он умер?
— Нет, вроде пока дышит.
И, подхватив тело, они быстренько уносили его с глаз потрясенных свидетелей — якобы в медпункт.
Опьяненный блестящим успехом этого трюка, Бомар на первом курсе проделывал его при всякой возможности, но затем наступило некоторое отрезвление, и он стал себя сдерживать, хотя в ряде случаев не мог устоять перед соблазном. Одним из таковых оказался случай с Чувырлой.
Семья Чувырлы приехала в Штаты откуда-то с Востока — в колледже ей подобных без разбора именовали «китаезами», хотя в действительности она была, кажется, малайкой. Эта прилежная девушка с кротким личиком и легкой хромотой не проучилась здесь и недели, когда Бомару в очередной раз приспичило скатиться с лестницы — подобно тому как пьяницу после долгого воздержания с удвоенной силой тянет к выпивке. Выбранная им для этой цели лестница учебного корпуса была особенно крутой, и полет вышел на загляденье, так что даже его сокурсники, много раз наблюдавшие сей трюк, не удержались от неподдельно тревожных восклицаний. Но из всех видевших его в ту минуту лишь Элла Ли Чаморо без промедления кинулась к лежащему навзничь телу с намерением оказать первую помощь.
Этот ее порыв был столь искренним, а жалось и сочувствие в широко раскрывшихся азиатских глазах — столь глубокими, что в душе Бомара, должно быть, шевельнулось некое предвестие зрелости, и он, вместо того чтобы доиграть спектакль до конца, поднялся с пола и побрел прочь с довольно-таки глупым видом. С того самого момента он откровенно невзлюбил эту девушку, и как раз с его подачи к ней пристало обидное прозвище Чувырла. Вообще-то, чувырлами в колледже называли любых толстых, неуклюжих или некрасивых девчонок но только Элла Ли Чаморо сделалась Чувырлой с большой буквы.
Юношеская жестокость имеет свойство обостряться и оттачиваться в процессе измывательства, и девушка ощутила это в полной мере. Какие только пороки и гнусности ей не приписывали! Вне классов все сторонились ее, как прокаженной, а при какой-нибудь официальной необходимости общение с ней сводилось к минимуму. В такой обстановке она проучилась более двух лет. С лица ее, прежде по-детски чистого и открытого, теперь не исчезало выражение обиды, страха и подозрительности, замаскировать которое была не в силах даже прославленная восточная невозмутимость.
…В один из февральских дней декан Эдвард Форни пребывал в дурном расположении духа, ибо только что подписал приказ об отчислении студентов, проваливших зимнюю сессию. Был обеденный перерыв, секретарша удалилась в столовую, а декан остался в своем кабинете. Там, ровно в половине первого, его и застал нежданный визитер, который проследовал через пустую приемную, постучал в дверь и вошел сразу вслед за стуком.
— Вы декан Форни?
— Добрый день. Да, это я.
— Я мистер Ли Чаморо.
— Ах да… — рассеянно молвил декан и поднялся из кресла. — Рад познакомиться.
Перед ним стоял худощавый жилистый азиат, на вид лет двадцати с небольшим, одетый по-европейски: добротный английский костюм спортивного покроя, клетчатый твидовый жилет оливковых тонов, прекрасные лондонские ботинки и дорогое пальто из верблюжьей шерсти. Не снизойдя до приветственной улыбки, гость уселся на предложенный деканом стул.
— Я пришел поговорить об учащейся здесь мизз Элле Ли Чаморо, — сказал он вежливым, но сухим тоном.
— Да, понимаю. Вы, надо полагать, ее брат. Мисс Ли Чаморо — одаренная девушка, я бы сказал, незаурядная. Она отлично успевает по всем предметам.
Мистер Ли Чаморо кивнул, однако в этом кивке чувствовалось нетерпение.
Из его внешности декан отметил угольно-черные глаза с этакими перламутровыми бусинками в центре зрачков, а также тончайшую линию усиков «а-ля Кларк Гейбл», оттенявшую верхнюю губу.
— Декан Форни, скажите мне, что такое чувырла?
— Чувырла? — растерялся декан.
Он, разумеется, помнил этот термин — в пору его студенческой молодости чувырлами называли скучных, занудливых и вообще неприятных людей, — однако не сказал об этом гостю, тут же сообразив, что данное слово было, по-видимому, как-то связано с Эллой Ли Чаморо.
— Чувырла? — повторил он еще раз. — Полагаю, это из сленга старшекурсников, какая-то шутка.
— А что означает это слово? — Перламутровые бусинки вдруг расширились, чуть не полностью закрыв собой зрачки.
— Ну… я затрудняюсь сказать точно, эти словечки то входят в оборот, то исчезают, попробуй за всеми уследить… А могу я спросить, почему…
— В моей стране, — сказал мистер Ли Чаморо, — смысл таких слов понятен всякому. Это одно из позорных, запретных слов. Произнеся его только что, я осквернил собственные губы, но мне пришлось это сделать, чтобы не возникло недопонимания.
— Уверяю вас, в студенческой среде это слово воспринимается совершенно иначе, — торопливо произнес декан. — Полагаю, оно взято из какого-нибудь комикса или мультфильма… Ну да, конечно же, это из лексикона Попая! Знаете морячка Попая?[47] Хотя, возможно, мультфильмы о Попае — об этом моряке — не показывают у вас в… в… — Он мысленно обругал себя за то, что не помнит страну происхождения Эллы Ли Чаморо.
